Категории философии и науки в постижении мира и человека

Г.В. Черногорцева

фии и есть начало науки вообще, а не специальных наук. И до сих

пор рационалисты отрицают философское значение таких категорий,

как тревога, страх и т. д., т. е. философское значение всего того, что

является достоянием внутреннего мира человека.

Первые поколения рационалистов верили, что для разума не су-

ществует неразрешимых проблем, что мир в целом, включая мир че-

ловеческого существования, прозрачен для него. Поскольку структу-

ра мира, существование в котором и есть человеческая жизнь, рацио-

нальна, и так как реальность по своей организации сходна с

человеческим интеллектом и, прежде всего, разумом математическим

(отсюда знаменитое галилеевское «книга природы написана на языке

математики»), то разум вполне способен справиться с решением са-

мой трудной проблемы, включая постижение человека, его сущности

и смысла жизни.

Однако существование человека, сама его жизнь, все связанные с

нею и находящиеся и развивающиеся внутри процесса жизнедеятель-

ности всевозможные коллизии и перипетии самим своим существо-

ванием, а главное, все более настоятельным требованием внимания

теоретической мысли, философской рефлексии создает ситуацию, в

которой, в сущности, наличествует известного рода преодоление ка-

тегориального подхода, свойственного временам безраздельного гос-

подства рационалистической философии, подхода, сохраняющего все

свое значение в естественных науках и сегодня, однако обнаружива-

ющего всем очевидную несостоятельность и хроническое бессилие

проникнуть в жизнь и суть человека.

Закон сущего, явленный в речи, логос не в силах постичь челове-

ка во всей его неоднозначности и непредсказуемости, равно как и со-

вокупность законов. Бессилие тщательно выверенных категорий вку-

пе с их системной организацией побуждает человека для прояснения

проблемы к поиску иных вариантов философствования: в художе-

ственной, публицистической, историко-литературной, мифологиче-

ской формах и т. д. «В философском тексте, — пишет Ж. Деррида, —

миф является то знаком философского бессилия, неспособности дойти

до концепта как такового и придерживаться его, то признаком… ма-

стерства серьезного философа, полностью владеющего философемой»

[16, с. 153]. Книга жизни написана на языке философии, философские

же понятия, согласно М. Хайдеггеру, это понятия особого рода, они

захватывают и понимающего человека, и его бытие.

Однако жизнь и сущность человека оказались сложнее всех ра-

зумных оснований и ожидания рационалистов не оправдались, во

всяком случае, в той степени, на достижение которой они надеялись:

жизнь оказалась неподвластной общим понятиям, а разум — не в си-

лах постичь ее. «Разум, — утверждает Шестов, — предъявляет свои